Роспись по телу - Страница 70

Что она еще придумала? Господи, дай мне сил, чтобы увидеть все это до конца… Подумав так, Юля Земцова, откинувшись на спинку кресла, потеряла сознание. Этого никто не заметил.

– Чего тянешь? Давай его сюда… – Фиолетовый протянул руку. – Ты хочешь поиграть со мной?

– Я – всего лишь пешка, и тебе это хорошо известно. Просто я подумала, а не совершаю ли я самой большой ошибки в своей жизни, отдавая этот злосчастный конверт первому встречному? Ну посуди сам, я вижу тебя первый раз. Бахрах ничего не говорил мне о твоем приходе. И почему я должна верить тебе, что он мертв? Где доказательства?

Фиолетовый, все это время не выпускавший из руки нож, в ответ на такую дерзость со стороны Гел лишь усмехнулся и покачал головой:

– Малышка, ты мне нравишься все больше и больше. И кто бы знал, как же мне не хочется портить твою чудесную кожу…

Он как большой зверь вдруг набросился на нее и выхватил конверт. Затем дико расхохотался.

– Господи, как же все это смешно. Нелепо. Глупо. Я хочу тебя, Гел, понимаешь? Но еще больше я хочу взглянуть, что в этом конверте… Я провел долгое время без женщины, и вот теперь здесь, в этой гостиной, я чую запах настоящей женщины. Я умираю от желания.

Говоря это, он даже не шелохнулся. Словно очнувшись, он осторожно разорвал конверт и достал листок. Пробежал его глазами, и лицо его покрылось розовыми пятнами.

– Скотина… – чуть не плакал он. – Старая скотина. Он и здесь не смог обойтись без своих закидонов. Мразь. Как же я его ненавижу! И ведь это письмо он адресовал своему шизанутому сыночку. Сыночку, вся жизнь которого как кусок дерьма засунута в нутро испанской гитары.

– Что там? – тихо спросила Гел, словно и на самом деле не знала, что написано в письме.

– Не твоего ума дело. Мне надо идти, Гел. Но я вернусь.

Тяжело дыша, Нодень подошел к побледневшей Гел и, обняв ее свободной рукой, притянул к себе. Зарычал, застонал от охватившего его желания, но тут же отпустил.

– Вот черт… Не знаю, что и делать.

Гел вдруг резко оттолкнула его и закричала:

– Смотри, урод, твоя девица загнулась… – Гел на самом деле чуть не плакала. – Или забирай ее отсюда, или делай что-нибудь, чтобы привести ее в чувство…

– Нет, я не могу… Я не врач. Я мог бы сделать ей перевязку, но приводить в чувство не умею. Вот деньги – это ее деньги, здесь, правда, всего тысяча баксов, – он достал из кармана десять стодолларовых купюр, – отдашь ей, когда она оклемается, а мне некогда… Я очень спешу, поверь…

– Ты и правда урод… – Гел боролась с желанием застрелить негодяя, из-за которого в любую минуту могла погибнуть Земцова. – Таких, как тебя, стрелять надо…

– Позаботься о ней… Я не прощаюсь, я говорю до свидания, потому что когда-нибудь мы с тобой еще встретимся.

И он ушел. Гел бросилась вслед за ним и быстро, пока он не передумал и не решил вернуться, заперла за ним двери на все замки. Затем кинулась к телефону и набрала номер своего знакомого хирурга.

– Андрей? Это Гел. Молчи и никак не комментируй, чтобы тебя никто не слышал. Приезжай ко мне, у меня беда. Быстро. Жду.

Глава 10

36. Вечеринка

Машина остановилась возле дома Бахраха, Шубин вышел и, задрав голову, посмотрел на окна. Была ночь, и квартира спала. Спали и темные окна.

– Ну что, наследник, пошли.

Игорь с Дмитрием вошли в подъезд, поднялись на лестничную площадку и остановились перед дверью. Шубин содрал с нее остатки бумаги и, взяв у нерешительного и бледного Дмитрия связку ключей, принялся открывать замки. Точнее, всего один замок – остальные оказались незапертыми.

Несколько секунд, и дверь была открыта.

– Ну же, входи, не бойся. Теперь это твоя квартира, и тебе надо будет привыкнуть к этой мысли. Вот увидишь, это хорошее жилище, тебе понравится.

Так, приободряя Дмитрия, Игорь помог ему войти. Он сам включил свет, при этом старался шуметь как можно громче, чтобы у Дмитрия не создавалось впечатления, будто они проникли как воры в чужую квартиру, где любой шум может повлечь за собой необратимые последствия.

– Да не дрожи ты так! – не выдержал он и, поймав руку Дмитрия, буквально потащил его за собой в глубь квартиры. – Смотри, вот это гостиная, а вон там дверь в спальню. Здесь есть еще комнаты.

Шубин продолжал щелкать выключателями.

– Ну, как тебе квартирка? – Он, бегло осмотрев ее, убедился в том, что хотя бы внешне все выглядит так же, как и прежде: статуэтки, вазы, сувениры и фарфор стоят на месте. На стенах – картины и фотографии, на полу – ковры.

– Как в музее… – прошептал Дмитрий, завороженно разглядывая старинную, красного дерева, кушетку, обитую золотистым шелком. – У моего отца был отменный вкус.

– Это не мое, конечно, дело, но скажи мне, Дмитрий, неужели тебе никогда не хотелось прийти сюда, чтобы просто по-человечески поговорить с отцом, излить ему душу и одновременно попытаться понять его? Ведь не монстр же он был какой-нибудь?

– Монстр, – нахмурился Дмитрий.

– Но почему? Что в нем тебя так отталкивало?

– Его напор и сила. Я не любил, когда он звонил. На меня давил даже его голос…

– А ты обратил внимание на фотографии? Смотри, это, по-моему, ты в детстве…

Он подошел поближе и долго смотрел на снимок, с которого ему улыбался милый малыш в белой пижаме, тянущий руки к фотографу.

– Да, это я… правда. Должно быть, моя мать дала ему этот снимок. Уж не знаю, как ему удалось ее уговорить сделать это…

– Здесь довольно много твоих фотографий…

– Да уж… И здесь вроде бы я, но что-то не помню, чтобы у меня были такие смешные клетчатые штаны и соломенная шляпа. Может, в парке переодевали… не помню…