– А где Женька?
– Не знаю. Она исчезла из бара, не предупредив меня. Боюсь, мы ничего не знаем о Рейс… Она не простая девушка. Все, иди. Он не должен тебя здесь увидеть, иначе он все поймет.
– И что же? Вы сейчас приедете ко мне, и я должна буду отдать ему письмо, то есть первому встречному?
– Тогда придумай что-нибудь сама. Но тебе необходимо отдать ему это письмо, чтобы он кинулся искать Уткину. Он помчится в Саратов, а там узнает, что она мертва. Через знакомых выяснит, что она встречалась в свое время с Бахрахом…
– Через каких знакомых?
– Я уверена, что у него связи и в прокуратуре, и в суде… Я тебе потом скажу, кто он. Гел, иди, а то поздно будет…
Гел растворилась в толпе, а Земцова даже боялась повернуть голову, чтобы не встретиться взглядом с наблюдающим за ними Фиолетовым. Однако он пришел не скоро. Когда же он появился в поле ее зрения, она поняла, что он ничего не видел. В руках его был поднос, заставленный едой.
– Тебе как, получше? – спросил он участливо и вроде бы искренне.
Господи, какое счастье, что он не видел, как я разговаривала с Гел!
– Вы – скотина. Я слишком молода, чтобы умирать, и, если только я почувствую, что теряю сознание, я стану кричать на весь «Макдоналдс», что вы – убийца и преступник…
– Тсс… Успокойся. Я погорячился. Но осталось ждать совсем немного. Поешь. Я решил, что если мы сегодня не найдем Гел, то мы взломаем дверь ее квартиры, и у нас будет хотя бы где провести ночь. Там я тебе сделаю еще одну перевязку. По дороге напомни мне купить шприцы. Я кое-что волоку в медицине, меня научили…
– …в местах, не столь отдаленных?
– Ты ешь и помалкивай, дура. Словом, нам некуда торопиться. Мы поживем пока в квартире этой стриптизерши. Пока ты не найдешь ее. Если понадобится, я привезу тебе врача. Правда, потом его надо будет убрать. Но это тоже не проблема.
– Вы убийца? И давно убиваете?
– Слушай, несчастная, так и подавиться можно. Убивать. Да что такое человек вообще? Тварь лесная чище и преданнее будет, чем человек. Бахрах был мне другом. Мы всю жизнь вместе…
– Вы – Нодень?
Фиолетовый замер. Вот теперь удар попал точно в цель.
– Нодень? – он поднял голову и смерил ее пронзительным взглядом. – А ты не так глупа. Прав был Ломов, когда говорил, что по жизни нужно окружать себя талантливыми людьми. И я рад, что не ошибся в тебе. Нодень. Тебе известна эта фамилия?
– Нефть. Газ под Волгой. Цветные металлы…
– Да… С тобой не соскучишься.
– Вам, кажется, за все ваши художества впаяли семь лет. А вы сбежали? Так это из-за вас Корнилов ночи не спал и пил?
– Он – сволочь. Я предлагал ему деньги изначально. Но он слишком долго думал, а потому я передал их другому человеку.
– Но если вы собирались откупиться, то сколько же вы потратили на взятку прокурору или судье, что вам дали все же такой большой срок? Три рубля и три копейки?
– Дура. Тот человек, которому я заплатил, свалился с инфарктом. Мне просто не повезло.
– Значит, надо было подстраховаться.
– Так я и подстраховался. Но этот старый козел Бахрах сдал меня. Подставил. Ну что, Земцова, поела?
– Да, спасибо. Все было очень вкусно.
– Это был последний в твоей жизни ужин.
Она поперхнулась, и кола коричневой пузырчатой жидкостью хлынула изо рта. На них оборачивались. Уж слишком странная была парочка: огромный седой господин с фиолетовым пятном во всю щеку и девушка в черном облегающем платье, под которым на животе торчит что-то большое и непонятное.
– Не поняла… – она подумала, что, может, пока не поздно, закричать на весь ресторан, вызвать милицию? Но тут же услышала:
– Шучу, дура. Поехали. Ты мне нужна, а потому этот ужин был предпоследний.
Никогда ему этого не прощу.
Она вернулась в машину сонная и разомлевшая от обильной еды и большой кровопотери.
– Поехали? Кстати, почему ты не напомнила мне про аптеку?
– Аптека на Тверской. Можно доехать, а можно и дойти.
– Зачем идти пешком, когда можно проехать на нашем лимузине?
Он еще острит. Гадина. Испортил мой живот. Ей захотелось к маме. Поплакать, прижаться к ее теплому и мягкому телу.
Фиолетовый остановился напротив аптеки «36,6» на Тверской, возле подземного перехода, и отправился за бинтами и шприцами, оставив Юлю одну. Он доверял ей, потому что был уверен в том, что она не сбежит, по многим причинам: она ранена, кроме того, она боится его! И он, как это ни печально, был абсолютно прав.
Оставшись одна, Юля достала телефон и позвонила маме. Уже несколько лет ее мать жила в Москве со своим новым мужем и была, судя по всему, совершенно счастлива. И единственно, что омрачало ее существование, это редкие встречи с дочерью.
– Ма? Это я…
– Юля? Ты? Откуда? – услышала она такой близкий и родной голос, и из глаз брызнули слезы.
– Я в Москве. По делам.
– Господи! Как же я рада слышать твой голос. У тебя все хорошо?
– Да. Работаю.
– Как я соскучилась по тебе. Знаешь, а мы тебя сегодня вспоминали. Я пекла картофельные оладьи и рассказывала ему, как…
– Ма, как твое здоровье?
– Все хорошо. Ну сделали мне операцию. Несложную. Слава богу, что все позади.
– И ты мне не позвонила? Не вызвала в Москву?
– У тебя дела, а операция пустяковая. Все в порядке, Юлечка. За мной тут хорошо ухаживали, да и врачи опытные. Удалили все, что уже не нужно… Поняла?
– Поняла.
– Ты плачешь?
– Нет.
– Но я же слышу. Ты не плачь, а лучше расскажи: что у тебя с Женькой?
Женькой она называла Крымова. Она в душе уже тысячу раз хлестала его по щекам, выговаривала ему все, что думает о нем, но в жизни не видела ни разу. Она не могла уважать человека, который столько лет мучает ее единственную дочь.