Роспись по телу - Страница 32

– Зови. Только скажи ей, что у меня всего двадцатка. Больше нет. Но ей на пиво хватит.

Герман ушел, явилась Лолита. Пьяненькая, веселая, качающаяся, как на волнах. В рыжих ее волосах играли блики электрического света. Полные губы она то и дело облизывала розовым язычком.

– Привет, Дим. Мы будем запираться или нет?

– Конечно… Запрись и иди ко мне.

Лолита закрыла дверь на засов и скользнула сначала к Дмитрию на колени. Обняла его и лизнула в шею. Кошка рыжая.

– А ведь ты сволочь, Дима, – вдруг услышал он и немного ошалел. Хотел отстраниться от девушки, чтобы увидеть ее лицо, но она не позволила, а лишь еще теснее прижалась к нему. – Сиди и не рыпайся… Я просто хотела сказать, что ты жмот. Что меня в прошлом году приглашали к одному господину, очень доброму господину, ласковому и сильному, как лев, он чуть не разорвал меня… Так вот… Двадцатка, говоришь? У тебя только двадцатка? Да ты только посмотри на меня, на мое лицо, на мою кожу, на мои бедра… – она вскочила и скользящим движением подняла юбку до талии, обнажив стройные молочные бедра. – А какой у меня рот, ты пробовал его на вкус? Это же спелая вишня!.. Так вот, тот господин заплатил мне столько, что мне хватило на шубку и осталось, чтобы я расплатилась за квартиру за полгода, понятно? Еще на килограмм мягкого сыра бри и бутылку шампанского. Ты еще не догадываешься, о ком я говорю?

Дмитрию захотелось удушить ее прямо здесь, в этой каморке, сдавить горло этой мерзкой шлюхи, чтобы только не слышать ее противного голоса…

– Это был твой отец. А ты – дерьмо… Даже Герман заплатил мне стошку. А ты – двадцатку… Скотина! Дерьмо!

И Лолита, резко повернувшись, наклонилась, задрав снова юбку и показав ему округлый задик. «Дерьмо!»

Хлопнула дверь. Дмитрий весь трясся. Даже зубы стучали. Он не сразу понял, что же произошло дальше. Ему хотелось разгромить всю каморку, разбить лампу, все, кроме гитары… Лолита и та заговорила с ним о деньгах. Снова о деньгах. Но ей положено. Она же проститутка. Она все делает за деньги. Но и я ведь тоже играю за деньги. И Герман прислуживает, разливая водку и мартини, за деньги. Сердце его стучало. Виски ломило. Но сердце, пожалуй, стучало слишком громко, и он испугался. Встал. Оказывается, стучали в дверь. Это, наверное, Герман. Скотина. Знал, что у меня нет денег, и решил подсунуть мне Ло. Подошел и распахнул дверь. Перед ним стоял Роман Георгиевич, нотариус. Друг отца.

– Дима, мне надо поговорить с тобой…

Роман Георгиевич был маленьким немногословным старикашкой, носившим все черное. Белые, с голубоватым отливом волосы на его маленькой птичьей голове казались снегом.

– Вы снова от отца… Я же говорил вам…

– Дима, твой отец умер, – проскрипел он меланхолично и в то же самое время по-деловому. – Сегодня днем. Я должен был прийти сюда, найти тебя и исполнить свой долг как друга. Вот… Этот конверт. Отец просил передать тебе в случае его смерти. А вот это – ключи от его квартиры. Я думаю, ты знаешь его адрес.

Дмитрий не воспринимал его слова.

Отец не может умереть. Такие люди не умирают. Мне все это снится. Я сейчас протяну руку, и она войдет в Романа Георгиевича, как в масло… Но рука уткнулась в плотный конверт. Снова деньги. Деньги. Если это так, то я сейчас же приволоку сюда эту поганку Ло и заставлю ее сделать…

– Мне очень жаль, Дима. Я всю жизнь знаю твоего отца. Он – непростой человек. И отношения у вас тоже были непростые. Если тебе нужна будет моя помощь в организации похорон – ты знаешь, где меня найти…

Маленький человечек в черном исчез. А в руках остался конверт. Желтый. Подписанный: «Бахраху Дмитрию».

Дмитрий вскрыл его, но вместо ожидаемой стодолларовой купюры (он почему-то был уверен, что отец оставил ему именно столько, раз конверт такой тонкий, значит, не больше одной купюры: ну не один же доллар?) из конверта показался белый листок. На нем размашистым почерком сильного и решительного человека было написано: «Найди Гел в Москве, в стрип-баре „Черная лангуста“».

Дмитрию показалось, что откуда-то сверху на его раскалывающуюся голову посыпался раскатистый заразительный хохот Бахраха-старшего. Он издевался над ним даже с того света, смеялся над ним, ржал как молодой и здоровый жеребец, приглашая его на какое-нибудь скандальное представление в стрип-баре «Черная лангуста», и предлагал ему уже не дешевку Ло, а женщину по имени Гел… Скотина. Дмитрий разорвал конверт вместе с листком и бросил в корзину. Ему захотелось, чтобы сейчас открылась дверь и в его каморку, каморку дешевого ресторанного лабуха-гитариста, вошла, осторожно ступая, словно боясь произвести шум одним своим присутствием, маленькая невзрачная женщина, его мать, которая прижала бы его к своей чахлой груди и поцеловала обескровленными сухими губами. Он закрыл глаза, и ему почудилось, будто откуда-то пахнуло горячим мылом…

20. Обитатели ресторана «Охотничий»

Гел позвонила Земцовой в тот момент, когда Юля выходила из палаты реанимации, где лежала белая как бумага Женя Рейс. Врач, принявший ее и первым осмотревший, сказал, что, помимо тяжелейшего отравления снотворным, на теле пациентки присутствуют все признаки изнасилования, а также имеется большое количество гематом, ссадин и порезов. Разбито лицо, поранено ухо…

Наташа Зима рыдала внизу, в приемном отделении, прижавшись к Шубину. Плечи ее ходили ходуном, она никак не могла успокоиться и во всем, что случилось с Женей, винила только себя. И как Игорь ее ни убеждал, что все это лишь цепь случайных совпадений и что Женя взрослая женщина, способная сама постоять за себя, Наташа все равно была безутешна.