Когда она поняла, что представляет собой остров Науру, с ее глаз словно спала пелена. И ей стало предельно ясно, каким образом Бахрах намеревался передать наследство сыну. Доверенности. Другого способа просто не существует. Каждая из девушек, являясь директором той или иной подставной фирмы, подписывая документы, подписывала в числе обычных финансовых договоров и доверенности на имя… Дмитрия Михайловича Бахраха. Вот и вся схема. И если у них все получится, то она сделает так, чтобы свою долю получили все оставшиеся в живых «звенья», включая Олю Белоконь. Все деньги будут разделены поровну. На шестерых: Дмитрий, Земцова, Шубин, Гел, Рейс и Белоконь. Это будет справедливо. Ведь если бы не Земцова, никто бы никогда и не узнал, где Бахрах спрятал свои миллионы долларов… Но вот, если окажется, что Бахрах и на этот раз решил пошутить со своим сыном и что никаких денег в Науру нет, тогда Юля потеряет не одну тысячу долларов на этом путешествии. В этом, собственно, и состоит ее риск, помноженный на желание поправить свои финансовые дела. А почему бы и нет?
Когда она услышала, что звонят в дверь, ей стало страшно. Она была совсем одна, и посетителем мог оказаться сам Нодень. Если он сбежал один раз, то почему бы не сбежать снова?
– Юля, открой, это я, Шубин.
Она с непроизвольно вырвавшимся из ее горла воплем радости бросилась открывать.
– Прости, – она повисла у него на шее. – Игорь, прости, что я так неожиданно улетела, но так было надо.
– Я пришел сказать тебе, что ухожу от тебя, – он отстранился от нее и говорил сухо и очень тихо. – Я не могу работать с человеком, который мне не доверяет, который заставляет меня так страдать и выставляет посмешищем перед чужими людьми. Ты сильно изменилась, Юля, ты стала как Крымов. Я понял, что вы с Дмитрием летите на остров, чтобы снять или перевести деньги Бахраха. Что ж, бог в помощь. Я догадался о доверенностях, которые подписывали девчонки в пользу Бахраха-младшего. Это не самое сложное в этом деле. Сложность состоит в том, чтобы деньги не превратили людей нежных и хрупких, таких, как ты, в Крымовых и Харыбиных. Но, видимо, этот процесс так же естествен, как дыхание.
– Игорь! Что такое ты говоришь?
– Это еще не все. Перед тем как уйти, я сделаю тебе небольшой подарок. Думаю, ты будешь рада.
С этими словами он полез в карман и достал оттуда грязный носовой платок, развернув который показал роскошные серьги с синими камнями.
– Сапфиры… Это… Катины? Но откуда? Ведь ты был в Москве? Ты нашел убийцу?
– Нет. Убийцы уже нет в живых. Это наркоман, сосед Кати Уткиной по дому, некий Лепнев. Это его башмаки, я думаю, наследили кровью на пороге квартиры Уткиной. Во всяком случае, мы с Корниловым уже были сегодня на квартире этого Лепнева, и эксперты взяли на исследование вымазанные кровью ботинки. Несколько дней тому назад он выбросился из окна своей квартиры… Обычное дело для наркомана со стажем. Думаю, что он убил Уткину с целью ограбления, когда ему позарез нужны были деньги на наркотики. Скорее всего, он караулил, когда Олег уйдет, чтобы потом позвонить в ее дверь.
– Но почему тогда серьги остались? Почему он не продал их?
– Он мог просто забыть про них или не успеть продать, потому что этот бомж, дружок его, который и предложил эти серьги мне сегодня в аэропорту, сообщил, что его друг совершил убийство соседки и что у Лепнева, помимо этих серег, были еще бриллианты и шмотки, за которые он выручил хорошие деньги.
– Какая нелепая смерть… Бедная девочка. Надо же… И Бахрах здесь ни при чем. Выходит, с Олега Хмары можно снимать обвинение?
– Выходит. Осталось только все оформить. Так что можешь звонить его матери и успокоить. Теперь, во всяком случае, тебе не придется возвращать гонорар.
– Игорь!
– Извини. Может, я, конечно, сейчас и погорячился, но мне надо какое-то время побыть одному. Я устал. И не хочу жить так, как жил прежде. Я не такой романтик, как ты. Мне нужна семья. А тебе…
– А что нужно мне? – она еще не верила в то, что все эти слова исходят от Игоря, от ее Шубина.
– Ты свободна, и этим все сказано. И никакие силы или чувства не заставят тебя посмотреть на некоторые вещи иначе. Ты не собираешься вить гнездо, ты хочешь посмотреть мир, доказать себе, что ты ни от кого не зависишь. А я хочу зависеть от другого человека, хочу зависеть от своей жены, детей, хочу осенью покупать картошку и лук, помогать жене крутить банки с огурцами. Я – простой человек, таких, как я, – большинство, и мне мало надо. Возможно, что я вернусь в прокуратуру, к Корнилову. Он звал. У меня будет мало денег, мало времени, но много другой жизни. Извини.
Юля смотрела на него широко раскрытыми глазами, чувствуя, как они наполняются слезами. Игорь же, высказав все, что у него накопилось за последнее время, резко повернулся на каблуках и решительно зашагал по дороге. Невысокий, крепко сбитый, с руками, засунутыми в карманы, он олицетворял собой сейчас само одиночество. Его рыжие волосы, обрамлявшие бледную лысину, быстро темнели под дождем…
Земцовой стоило больших усилий не впасть в панику, узнав о том, что Шубин ее бросил. С одной стороны, думая об этом, она чувствовала, что теряет часть себя, но с другой, ей казалось, что она полностью освободилась от прошлого, которое упорно тянуло ее назад и не сулило ничего, кроме серой и скучной жизни, заполненной щами, котлетами и пеленками. Да, Шубин был прав, когда говорил о том, что ему мало надо. Ему всегда было мало надо, а потому он лишь молча выполнял свою работу и служил ей, считая это верхом блаженства. Когда же он прозрел – а в этом ему несомненно помогла умная Гел, – то понял, что лишь потерял время, ожидая перемен в Земцовой. Она не для него. И об этом знали все, кроме самого Шубина.